Не пугайте ежа: Почему в XIX-XX веках наука не смогла остаться такой, какой была до этого

Ответ на вынесенный в заголовок вопрос состоит, по сути, из двух частей:
- социальной
- относящейся к философии познания

Сначала коротко о социальной составляющей. Как я уже указывал выше, чем дальше, тем сильнее научное сообщество переставало вмещаться в цеховой принцип "учёный - это тот, кого признают другие учёные". Однако, уже в XIX веке вопрос о квалификации окончательно перестал быть вопросом внутри научного сообщества.

Два параллельно идущих процесса - индустриализация и колонизация поставили вопрос о том, что раз научные знания стали систематически применяться в интересах третьих лиц (промышленников и колониальных проектов), то необходим некоторый социальный механизм, который бы позволял более-менее эффективно фильтровать научные кадры третьим лицам, то есть тем, кто не обладая собственной научной квалификацией выступал в качестве заказчиков.

Дополнительной мотивацией институциональных изменений (эталонный пример из сферы гуманитарных наук) в этой сфере стал тот факт, что научные исследования зачастую могли принести (или не принести) только отложенный результат. Мгновенные прорывы стали, скорее, исключением.
Еще хуже, если параллельно с исследованиями учёный занимается образовательной деятельностью - социальная цена негодного обучения начала становиться слишком большой, чтобы вопрос о принадлежности к миру "настоящей науки" оставался внутрицеховым.

XIX век стал, таким образом, периодом бурного роста научных обществ. И уже к концу XIX - началу XX века начался процесс интенсивного отщепления "науки" от "ненауки".
Одновременно с ним началась более чёткая дивергенция науки с инженерией и медициной, хотя в полной мере она, по понятным причинам, так и не произошла. В XX веке наука так же начала более интенсивно разделяться на фундаментальную и прикладную. Последняя оказалась этакой прослойкой между собственно наукой и иными практиками, потреблявшими научные результаты для производства какого-то полезного дела - инженерией, медициной и т.п.

Резюме под этой частью текста:

Выделение науки из общего пучка практик, связанных с познанием окружающего мира и его направленным изменением началось достаточно давно, но институционально оформилось в XIX-XX веках.

Одна из причин этого выделения состоит в том, что наука стала самостоятельным значимым направлением экономической деятельности, (а так же социально приемлемым занятием для представителей верхних классов, но об этом отдельно).

Я это, может быть, пишу избыточно подробно, но, как мне кажется, проговорить всё это важно для логики последующего изложения.

Не пугайте ежа: Почему в XIX-XX веках наука не смогла остаться такой, какой была до этого-2

Параллельно с социальными и экономическими изменениями в статусе науки, в ней произошли значимые внутренние изменения, относящиеся к вопросам методологии и философии познания.

Первая причина этих изменений была впрямую связана с теми же социальными факторами.
Тогда как внешним ответом на рост значения науки в социуме и экономике стала формализация её институтов, внутри науки учёным так же понадобилось выработать какие-то собственные критерии того, что считать наукой, а что нет. И эти критерии должны были быть более эффективными, чем личная репутация.

То есть науке понадобился какой-то инструмент для самопроверки. Очевидным путём здесь стала максимальная формализация методов рассуждений и проведения научных исследований, то есть попытка введения в науку критериев гарантированной проверяемости и/или воспроизводимости рассуждений.

Второй причина этих изменений стало некое формальное окончание очередного этапа споров о том, возможно ли всеобъемлющее и логически непротиворечивое описание реальности или, хотя бы, части реальности, представляющей из себя предмет изучения науки или, даже, какой-то части науки. Тут уместно упомянуть т.н. "программу Гильберта", предполагавшую формальное доказательство непротиворечивости математики.

Исследования Курта Гёделя показали невыполнимость этой задачи. О чём, собственно, и говорят нам пресловутые "теоремы Гёделя о неполноте" (2 штуки).

Пересказать его результы более-менее простыми человеческими словами *) можно так:
0) Число формальных утверждений, сделанных в рамках некоторого непротиворечивого формального языка (т.е. языка с конечным числом жёстко заданных правил - какие высказывания в нём возможно сделать, а какие нет, такого, чтобы эти его правила друг другу не противоречили) - бесконечно.
1) Среди этих утвереждений всегда найдутся такие, истинность которых будет невозможно проверить, оставаясь в рамках этого формального языка.
2) Непротиворечивость правил любого непротиворечивого формального языка невозможно доказать средствами этого языка.

Этот результат имел очень большое значение для философии науки, развития научной методологии и, разумеется, самой математики.

Однако, еще большее и, сходу, не осознаваемое влияние на человеческое общество в целом он приобрёл в связи с тем, что философы, математики и лингвисты начали исследовать структуру естественного человеческого языка и возможность выразить его в виде формального языка. То есть, найти конечный набор правил, которыми бы можно было бы определить любое осмысленное высказывание на естественном человеческом языке и, при этом, отсечь те высказывания, которые для естественного языка смысла не имеют.

Исследования на этом направлении активно продолжаются до сих пор, но текущий результат их можно, в целом, сформулировать следующим образом:

- нет, возможности исчерпывающе выразить естественный человеческий язык формальными средствами не имеется. Сейчас можно говорить только о том, что, в принципе, экстенсивным вложением очень серьёзных средств, можно формально выразить некоторую часть естественного языка. См., например CYC, но эта часть даже близко не приближается к тому, чтобы покрыть весь естественный язык.

Это очень важный результат.

И, кстати, (хотя важность его не только в этом) именно в разрыв между формальными и естественными языками проваливаются многочисленные попытки применять "метавысказывания" с отсылками к теоремам Гёделя и принципу фальсифицируемости в общебытовых дискуссиях.

*) Дополнительное условие - такой формальный язык должен быть достаточным, чтобы на нём можно было делать хотя бы произвольные высказывания из сферы элементарной арифметики.